Обрывки памяти. Рассказы о войне - Михаил Калашников

Обрывки памяти

Рассказы о войне

Михаил Калашников

© Михаил Калашников, 2016

ISBN 978-5-4483-0954-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Три вопроса

В мотоциклетную коляску грузили пустые ведра под ягоду, чугунный пятилитровый котелок для кулеша и ингредиенты, чтобы его приготовить. Витя крутился здесь же и скорее мешался, чем помогал отцу и дяде Захару. На него уже не раз кричали, отгоняли в сторону, советовали сбегать и попрощаться с Юркой, его соседом, ровесником и товарищем. Но Витя не мог и на шаг отойти от снаряжаемого в поездку мотоцикла. Еще бы, такое событие! Его берут с собой на ягоду!

Отец Вити со своим коллегой по работе, дядей Захаром, ежегодно выезжали на два-три дня за ягодой. Они любовались Забайкальской природой, слушали птиц, разбивали лагерь с палаткой, жгли ночью костер и готовили на нем пищу, глазели на звездное небо и травили истории. Витя уже несколько лет просился с отцом, но тот все время говорил ему, что Витя еще мал. Этой весной Вите исполнилось двенадцать, и отец счел, что мальчика пора брать с собой.

Витина мама, а вслед за ней и бабушка, принялись кутать его в старую отцовскую фуфайку, путь был дальним, и женщины переживали за здоровье своего питомца. Витя же выкручивался, указывал на отца, который собирался ехать в одной летней рубахе и черных рабочих штанах. Появился отец, буркнул Вите: «Делай че мать велит, а то дома останешься», и Витя закутанный погрузился в люльку мотоцикла.

Отец присел на корточки рядом с мотоциклом, пошевелил руками в его организме, несколько раз прыгнул на заводной лапке и механизм ожил. Кивнув дяде Захару, чтобы тот садился на заднее сиденье, небрежно обнял мать одной рукой, и что-то коротко сказал ей в самое ухо. Отец натянул на руки трехпалые перчатки с широкими раструбами, взялся за руль и понес мотоцикл по улице.

Витя гордился отцом. Соседи считали его самым удачливым рыбаком на их улице, отец разбирался в плотницком ремесле, к отцу часто приезжали люди за советом аж с другого конца поселка, и ни одно крупное дело не начиналось у всей Витиной родни без присутствия в нем отца.

– Ну, что, Витек, – наклонился с заднего сиденья дядя Захар над Витиной головой, – рад, что с нами поехал?

– А то нет? – сиял Витя, предвкушая путь к ягодным местам, которые знал только отец с дядей Захаром, никому не выдававшие их.

Правда добраться туда удалось только во второй половине дня, и Витя, вылезая из люльки, почувствовал, как затекли его чресла. Мальчик тут же побежал к кустам, так как в пути отец ни разу не остановился. Дядя Захар закурил папиросу и разглядывал пологий склон, спускавшийся меж двух скалистых отрогов к реке, знакомый ему по прошлым годам. Ближе к реке, почти у самой кромки воды, росли одиночные кедры. Берег реки был усеян мелким камнем, а на другой стороне виднелись крупные валуны и меж ними тоже торчали редкие деревья.

– Вот, Витюха, где вода весной в реку бежала, – сказал отец, доставая из коляски посуду под ягоды. – Хош, на корточки становись, хош – на колени, и чеши. Только не прямо спускайся, а «елочкой». Уступами.

– Зигзагами, – подсказывал дядя Захар.

– Как напал на поляну, – продолжил отец, – так и не минуй ее, пока всю не выберешь. К вечеру у реки будем. Переночуем там, а завтра – на новое место.

Отец и дядя Захар разошлись в стороны метров на двадцать и сели в глубокую траву, так, что видны остались лишь их головы. Витя тоже сел в траву и разгреб ее руками. Среди стеблей показались недозрелые, с зеленцой, ягоды. Были они величиной с ноготь отцовского большого пальца, иные и того больше.

– А зеленые рвать? – громко спросил Витя.

– Рви, в ведре дозреют, – услышал он ответ. – Только шибко мелкую не трогай, пусть наливается.

– Гляди внимательней, Витек! – прокричал дядя Захар с другой стороны. – Я в прошлом годе, тут меж травы шашку беляковскую нашел.

– За дурака держишь, дядя Захар, – не поверил мальчик.

– Батька твой не даст сбрехать.

Витя поднялся на ноги и отыскал глазами отца, а тот, почувствовав на себе сыновний взгляд, молча кивнул.

– А почем знаешь, что беляковская? – сгорая от любопытства, спросил мальчик.

– Ты как будто не знаешь, кто в наших краях воевал? Колчак со своим войском золотопогонным.

– А как же ты ее увидел?

– Да, траву раздвинул, гляжу – железка блестящая из земли торчит. Я давай траву рвать, да землю руками грести.

– Что ж ее, выходит, закопал кто?

– Может и так бросил. Только она, почитай, за сорок лет вся в землю ушла, травой заросла.

– И где она теперь у тебя?

– В сарае валяется, между сетями гдей-то. Она ведь проржавела вся, так что и из ножен нейдет. В керосине отмочить пытался, да так до ума и не довел.

– Подари ее мне, дядя Захар! Мы с отцом сделаем.

– Витька! – появился из высокой травы отец. – Не имей моды клянчить!

– А что, может и подарю, как вернемся, – ответил дядя Захар.

Поначалу Витя отправлял в рот пригоршню самых красных ягод и пока пережевывал их, успевал две-три горсти высыпать в свое ведро. Но скоро, так он наелся этих ягод, что лишь изредка и нехотя забрасывал одну, и долго смаковал ее.

Когда они все втроем спустились к реке, у отца и дяди Захара были почти полные ведра, а у Вити лишь наполовину. Отец отправился вверх по склону за мотоциклом, дядя Захар пошел выбирать место для палатки и лагеря, а Вите было дано задание собирать дрова для костра. Парень подошел к одиноко стоявшему кедру и набрал у его подножья охапку сухих сучьев. Дядя Захар нашел место их с отцом прошлогодней стоянки и замахал руками:

– Михалыч, давай сюда!

Отец, не заводя мотоцикл, снял его со скорости и тихо спустился по склону вниз. Первым делом мужчины развели костер, и повесили над огнем котелок, наполненный чистой речной водой. Затем установили палатку и приготовили все для ночлега. Дядя Захар выложил из рюкзака завернутый в газету кусок сала, мешочек пшена, две луковицы и несколько картошек. Почистив овощи и ополоснув их в реке, он порезал их у себя в ладони, совсем не нуждаясь в разделочной доске.

Кулеш доваривался, когда уже совсем стемнело. Отец снял палку, на которой висел котелок, с рогаток, подложил в огонь пару кедровых сучьев и повесил на рогатки перекладину с закопчённым старым чайником. Дядя Захар насыпая в миски кулеш, сказал:

– Вот, Витек, пятый год сюда с батькой твоим приезжаем, а раньше ведь не могли.

– Почему? – законно удивился мальчик.

– Нельзя было. Лагерь тут недалеко был для заключенных. Закрытая зона. Они на прииске золото добывали.

– А теперь?

– Теперь гражданские на прииске работают. Лагерь убрали.

– А заключенных куда же?

– У которых срок кончился – тех домой, а которым еще чалиться – тех по другим лагерям.

– Выходит, раньше больше заключенных было, раз теперь лагеря сокращать стали? – пытался разобраться мальчик.

– Выходит так, – соглашался дядя Захар. – Видать человек исправляться стал. Меньше паскудничает.

– А то ты, Захар, не знаешь, отчего лагерь ликвидировали? – усмехнулся отец.

– Ладно, Михалыч, мальцу-то про это пока зачем знать? Вырастит – сам разберется, да поймет чего надо.

Витя не стал выпытывать у взрослых, чего такого он должен будет понять с возрастом и в чем разобраться. Он уже доел свой кулеш и, перевернувшись на спину, смотрел на звездное небо. В реке хлюпнула хвостом крупная рыбина. На том берегу зашумела ночная птица. Темень, напуганная кругом света, что отбрасывал костер, таила в себе загадку. Витя представил, как много еще всего на земле. Таких же склонов и рек, что сейчас рядом с ним. И есть еще большие горы и озера, моря и океаны.

– Бать, а ты море хоть раз видел? – спросил вдруг мальчик.

– Видел, сынок, – ответил тот небрежно, тоже перевернувшись на спину.

– А где? Когда?

– Да на фронте когда был… в сорок втором… после госпиталя…

Дядя Захар что-то сказал Вите в поддержание морской темы, и они живо заспорили. А Витин отец вспомнил, как его и других бойцов, из числа выздоравливающих, набрали в зенитную команду на один из сторожевых кораблей Черноморского флота. Стояли последние числа июня. Госпиталь, в котором он лежал, срочно эвакуировали: тяжелых перевозили куда-то; а почти выздоровевших и оправившихся от ран, отправляли снова на передовую. Поговаривали, что это делается не просто так. Где-то совсем рядом, в паре десятков километров от их госпиталя, в предгорном санатории, тоже переделанном под госпиталь, местные вырезали ночью всех раненых и медперсонал. Солдат из сводного отряда НКВД, который вот уже два дня прочесывает всю лесистую округу и горные аулы, видел кто-то и из его палаты.

Севастополь в те дни держался из последних сил. Во флоте тоже были крупные потери. В Новороссийске оборудовали несколько рыбацких ботиков крупнокалиберными пулеметами, тем самым, переделав их под какое-то подобие сторожевиков. С конвоем из двух легких крейсеров, небольшой транспортный караван, повез к осажденному городу боеприпасы и продовольствие. В небе над Черным морем хозяйничали «самолеты с крестами». На пути к Севастополю, на дно пошли несколько ботиков. Но посудине, на которой был боец Литвинов (а именно эту фамилию носил Витя и его отец), повезло. Лишь пару раз его обдало волной, от разорвавшихся близко от борта бомб.